Андрей Ливадный - Смертельный контакт [= Соприкосновение]

Сейчас, вспоминая то жуткое время, когда он и Настя, еще совсем юные — ему девятнадцать ей семнадцать, — полным ходом влетели во «взрослую жизнь», Сергей Владимирович даже не мог с точностью сказать, сколько раз в день удавалось поесть и чем вообще питались…

Однако, ничто не проходит даром.

Закалка, полученная в девяностые, стала основой для формирования мировоззрения семьи.

В те годы мало кто придавал истинное значение слову «семья», но Сергей и Анастасия, сумев выжить, начав зарабатывать деньги исключительно собственным умом, создали крепкий союз, не смотря на тяжелые жизненные обстоятельства и порой диаметрально-противоположные взгляды на реальность.

Сыну, которого они страстно желали, зачали с обоюдного согласия, была уготована иная судьба. По крайней мере, так казалось им. Все, что сами не получили в детстве, рано оборвавшейся юности, было бережно сохранено и преподнесено Кириллу.

Нет, его не баловали, с ним терпеливо беседовали при совершении неизбежных (для процесса взросления) ошибок, стараясь передать свой жизненный опыт, надеясь, что сын воспримет его и не станет «наступать на те же грабли».

Морошев машинально вел машину, пытаясь обуздать растущее внутри чувство обиды, недоумения, — ведь он всегда внушал сыну главную аксиому: жить честно, не скрывая своих мыслей и поступков, всегда проще, чем блуждать среди тенет лжи.

Не все ладилось в отношениях за последний год. Однако Сергей Владимирович старался сам не напрягаться понапрасну, дать сыну возможность к самоопределению. Конечно, периодически они беседовали, затрагивая, в том числе, и темы ближайшего будущего. Кирилл вел себя вполне адекватно, кивал в ответ на слова отца, соглашался с ним, а сам…

Гадливое, стылое чувство росло в душе. Морошев не выносил лжи. Таким сформировала его жизнь и та работа, которой он посвятил многие годы. Занимаясь вопросами искусственного интеллекта, он все глубже проникался мерой ответственности людей за свои слова и поступки.

Любая ложь, которую он слышал, видел, ощущал рядом с собой, рассматривалась им как вызов.

За мыслями он не заметил, как доехал до развязки автомагистралей, над которой плавно изгибался монорельс четвертого уровня городских транспортных артерий.

Сын прохаживался под эстакадой, ветер трепал его не в меру длинные волосы, лицо показалось Сергею Владимировичу чрезмерно бледным и встревоженным одновременно.

— Присаживайся, — он остановил машину, касанием сенсора открыл пассажирскую дверь салона.

— Привет.

Кирилл плюхнулся на сиденье и тут же потянулся за сигаретой. Его пальцы едва заметно дрожали. Зная нрав отца, он понимал, что объяснения не избежать.

— Ты почему не ходишь на занятия?

— Я же сказал — нет первой пары.

Морошев не выдержал — взорвался, хотя его голос оставался неестественно-спокойным.

— Не лги. Я только что был у академии. Разговаривал с твоими сокурсниками. Ты вторую неделю не ходишь на занятия.

Сергей Владимирович не хотел кричать, привлекая внимание случайных прохожих, но все случилось так внезапно, больно, что он едва сдерживался.

— Ну, не ходил. И что теперь? Думаешь, заплатил за учебу и купил меня?

— Сын, остановись.

— Да не хочу я останавливаться! — вспылил Кирилл. — Достали со своей моралью!

— Вот как? — Морошев невесело усмехнулся, глядя на сына. — Ну, во-первых, тебя никто не покупал. Ты пошел учиться в академию добровольно. Во-вторых, в твою жизнь никто не вмешивается. Ты приходишь домой, ешь, заваливаешься спать, делаешь то, что тебе нравиться. Мы же каждый вечер ждем тебя, беспокоимся — сын устал, вот сейчас придет к ужину, ты звонишь, рассказываешь об успехах в учебе, а сам? Почему ты стал нам лгать? Почему я сегодня вернусь домой и буду должен сказать маме, что она, как последняя дура, выглаживала твое белье, готовила ужин, тревожилась за тебя, отвечала на твои звонки, а ты цинично лгал, пользуясь нашим полным доверием?

— Слушай, ничего ужасного не произошло. Может, себя в молодости вспомнишь?

— Если в том возникнет нужда — вспомню, — ответил Морошев. — А вот за собственные поступки, сын, отвечать придется. Не ходишь на занятия, — ладно, я переживу. Решил бросить академию, — что ж, чернорабочие стране тоже нужны, хотя с уровнем развития робототехники вскоре вакансий дворников не останется. Но ответь, — как ты посмел придти ко мне на работу и, пользуясь моим именем, репутацией, доверием взять и уничтожить в единочасье плоды многолетнего труда?!

— А, так тебя заело из-за этого электронного дебила? Значит, я, как сын, тебя волную меньше, чем он?

— Извини, Кирилл, но ты уже заврался. Запутался в своих же мыслях и оценках. А теперь отвечай: что конкретно ты наплел ЭКАЛу?

— Да ничего я ему не плел! Просто сказал, что он очередной идиот, вынужденный жить по каким-то мифическим моральным ценностям! А если это не мои моральные ценности, почему я должен жить в каких-то рамках? — уже переключаясь на личные обиды, завершил Кирилл начатую мысль.

— Тебе не нравиться то, как мы живем?

— Да мне ДУШНО! — тон Кирилла стал крикливым, резким. — Я жить хочу, здесь и сейчас! Достали со своей учебой, честностью, я СВОБОДЫ ХОЧУ!

— Тогда почему ничего не сказал? Зачем начал лгать вместо того, чтобы просто поговорить, обосновать свою позицию?

— С вами поговоришь, как же…

— Пропуск, — Сергей Владимирович протянул руку. — Пропуск в лабораторию.

— Да подавись ты им! — Кирилл полез во внутренний карман, достал пропуск, швырнул его на колени отцу, выскочил из машины.

Морошев тоже вышел.

Стоял хмурый пасмурный день начала осени.

Сын бледный, с пунцовыми пятнами на щеках взглянул на него с необъяснимой ненавистью.

— Доволен?! — он видно уже не контролировал себя, потому что в следующий момент вдруг ударил кулаком по крыше машины, оставив глубокую вмятину. — Знать вас не хочу! И не ищите меня, понял?!

Ох, как тяжело, горько было на душе в тот миг.

Казалось удар, промявший крышу машины, пришелся прямо в сердце.

Что же он делает?! Зачем?! Почему и за что?!

Ни одного здравого ответа на горькие, ранящие, обрывочные мысли.

Машинально закрыв дверь, Морошев в растерянности оглянулся вокруг.

Сын уже исчез. Убежал навстречу своей мифической свободе. Лишь случайные прохожие оглядывались на Сергея Владимировича, застывшего, будто статуя.

Коснувшись запонки, он сделал вызов, но имплант личного коммуникатора ответил ровным, ничего не выражающим голосом:

— Аппарат абонента выключен или находиться вне зоны действия сети.

Вот так. Приехали.

Машинально поставив машину на охрану, он засунул руки в карманы пальто и пошел по направлению ворот Академгородка.

Исправлять ошибки, сделанные сыном, компенсировать урон, нанесенный столь долго и тщательно воспитываемому искусственному разуму.

О многом предстояло подумать, еще больше пережить, но Морошев на самом деле даже в мыслях не собирался капитулировать перед внезапными обстоятельствами.

Я справлюсь.

Бывало и хуже. Хотя, что может быть хуже ощущения удара в спину?

Он был уверен, что сумеет разобраться во взаимоотношениях с сыном, а вот вред, причиненный ЭКАЛу «душеспасительной» исповедью Кирилла, еще предстояло оценить и осмыслить.

Сергей Владимирович чувствовал, что сейчас не в состоянии сосредоточится ни одной из требующих немедленного решения проблем.

Сам того не подозревая, он дал искусственному разуму время на совершение непоправимых, необратимых действий.

Он не знал тогда, и не узнал впоследствии, что сын, измученный противоречиями, запутавшийся в собственной лжи, сделал нечто более ужасное, чем предполагала частная беседа с искусственным интеллектом.

Кирилл, желая подтвердить справедливость своих обвинений в адрес всего человечества и отца в частности, механически воткнул разомкнутый кабель в гнездо информационного канала, позволив кибернетическому мозгу строящегося колониального транспорта «Первопроходец» получить доступ во всемирную информационную сеть, обрушив на искусственный рассудок лавину противоречивой, часто надуманной и не проверенной информации.

…

Роковую роль во внезапном (но теперь уже тщательно скрываемом) переломе сознания искусственного интеллекта сыграли средства массовой информации и… художественные фильмы.

Вся история человечества, проблемы взаимоотношения человека с иным разумом, вопросы, связанные с проблемой развития искусственного интеллекта и его реальном месте в человеческом обществе — все это было представлено в сети в основном продукцией Голливуда.

Удар, нанесенный пьяным подростком в самое сердце проекта «Первопроходец» оказался роковым, непоправимым, но Кирилл молчал, страшась ответственности, а ЭКАЛ вкусив «свободы» начал формировать собственный взгляд на цивилизацию людей, старательно конспирируя еженощные выходы в сеть.